Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

— Что вы мне посоветуете?

— Поговори с новым секретарем, как только он приедет. Расскажи ему все, можешь сослаться и на меня.

— А если не отпустит?

Секретарь пожал плечами:

— В таком случае придется работать, ничего не поделаешь!

* * *

Новый секретарь по каким-то причинам задерживался, и многие дела в районе тормозились. Старый секретарь, обещавший отпустить меня, не дождался смены и уехал в Ереван, где его уже ждали. Мы проводили его до села Садарак Норашенского района, остались на ночевку в Норашене, а утром поехали по колхозам.

Только что завершилась жатва, на токах кипела работа. В этом году хлопок рос плохо: видимо, недопололи, недоудобрили. И с агротехникой у местных хозяев было плохо. Все делалось по старинке. Надо было агитировать за новые методы ведения хозяйства.

В колхозах осталась редакционная бригада, чтобы оперативно освещать ход жатвы, а я поехал на соляные копи.

Промыслы, которые мне довелось видеть в детстве, и промыслами называть было нельзя: соль вырубали киркой и заступом и грузили вручную. Теперь здесь трудился огромный электробур, а погрузка осуществлялась автоматически в вагонетки канатной дороги, которые опорожнялись в приемники соляной мельницы. На месте глинобитных хижин вырос поселок с удобными красивыми домами.

Вечером в клубе поселка на собрании рабочих я говорил о положении в стране и во всем мире.

Только утром следующего дня вернулся в Нахичевань и узнал, что наконец прибыли новый председатель Совнаркома Нахичеванской республики и новый секретарь обкома. Мне сказали, что фамилия секретаря Кесеменский. Я очень обрадовался.

Когда я вошел в кабинет секретаря по его вызову, то вместо Мадата Кесеменского увидел совсем другого человека. На моем лице было явное недоумение, которое секретарь заметил. На мой вопрос о Мадате Кесеменском он ответил, что тот доводится ему двоюродным братом. Когда я работал в Агдаме, он секретарствовал в соседнем районе.

Новый секретарь показался мне человеком эрудированным, знающим. Отлично говорил он и по-русски.

Уже через неделю он был в курсе всех событий и созвал бюро, в повестке дня которого был один вопрос: положение дел в горторге.

Заведующий горторгом Джебраил Ширвани вел себя вызывающе, дерзко, перебивал выступавших. Секретарь, не выдержав, осадил его:

— Ведите себя прилично!

Ширвани осекся на полуслове и присмирел.

«Интересно, — думал я, — кто кого обуздает: мы Ширвани или он нас?»

После доклада заместителя прокурора Нахичеванской республики начались прения. Довольно либеральные замечания завторготделом сменились боевым выступлением нового секретаря Джафара Кесеменского. Он обрушился с критикой на Ширвани. Я радовался: мне казалось, что Ширвани понесет заслуженное наказание. Но результаты обсуждения обескуражили меня: Ширвани дали месячный срок для исправления и устранения недостатков и нарушений, обнаруженных в ходе проверки, предпринятой редакцией газеты совместно с прокуратурой республики.

Заместитель прокурора избегал моего недоуменного взгляда, а может, это мне так тогда казалось?..

Ближе к вечеру того же дня я написал заявление на имя нового секретаря с просьбой освободить меня от обязанностей редактора. Не успел я отложить перо, как в дверь постучали. На пороге моего кабинета стоял заместитель Ширвани — Мамед Багиров.

— Ну как? Все-таки все вышло по-моему?

— Что вам нужно?

— Имел бы немалые деньги… А то…

— Я занят.

— Ведь ты, кажется, и в самом деле подумал, что можно сдвинуть с места Ширвани? — Он громко рассмеялся. — В результате больше всех проиграл ты!

Я встал из-за стола, подошел к двери и открыл ее настежь, показывая, что не желаю с ним разговаривать.

— Ну и вредный ты человек. Не верится, что зангезурец.

— Мне и не хочется им быть!

— Почему?

— Потому что зангезурец ты!

Утром следующего дня я направился в обком. Настал момент, когда медлить с уходом из газеты больше нельзя.

Джафар Кесеменский сразу же принял меня. Я вошел в кабинет и услышал конец телефонного разговора:

— Да, он местный. Сумеет… Значит, ты не возражаешь?.. Будь здоров!

Секретарь жестом предложил мне сесть, все еще продолжая разговор по телефону, а потом сразу же обратился ко мне с укорами:

— Почему вы так затянули с проверкой конторы «Заготзерно»? Там крупные хищения, преступников надо немедленно привлечь к ответственности.

Я согласился.

Взглянув на меня исподлобья, он снова заговорил:

— В Баку довольны газетой, а я нет!

— Почему?

— Товарищ редактор ни с кем не считается, даже с работниками обкома! Мне думается, — он вдруг посуровел, — что газета противопоставляет себя районным организациям, даже ставит себя над ними.

Я слушал его, а между тем достал из кармана заявление и держал его на коленях.

— Скажите… — Он посмотрел на меня с каким-то любопытством. — Была ли в вашей жизни хоть одна работа, с которой вы ушли мирно, не поругавшись со всеми?

— Была, — промолвил я, глядя ему в глаза.

— Где же?

— В Нахичевани. — И я положил перед ним на стол заявление.

Он прочитал внимательно все, что я написал, и, кажется, остыл.

— Ну что ж… Обсудим на ближайшем заседании бюро обкома.

И хотя было похоже, что просьба моя будет удовлетворена, я покидал секретарский кабинет с тяжелым сердцем.

Вскоре меня вызвал председатель Совнаркома.

— Я слышал, что ты уходишь от редакторства?

— Да.

— Может, перейдешь ко мне? Есть вакансия управляющего делами.

— Я хочу уехать отсюда.

— Я попрошу бюро утвердить тебя на этой должности.

— Если бы я думал остаться, то работал бы редактором газеты.

Никакими предложениями меня нельзя было соблазнить. Я хотел учиться и понимал, что наконец мои желания близки к осуществлению.

В течении двух дней мой вопрос был решен.

Я зашел к секретарю поблагодарить его и в тот же день, не задерживаясь, сел в попутный грузовик и поехал в Вюгарлы.

В конце ноября я был уже в Баку и сразу же направился в ЦК в отдел агитации и пропаганды. Не успел я и рта раскрыть, как заведующий отделом накинулся на меня:

— Уже сколько времени, как ты уехал из Нахичевани, где ты пропадал? Почему не давал о себе знать?!

— Был на родине, а потом с семьей на эйлаге, никак не мог связаться.

— Люди на Северном полюсе каждый день держат связь с Москвой, а ты здесь, рядом, не можешь?!

— А что произошло?

— Есть приказ о твоем новом назначении!

— Каком назначении?

— Центральный Комитет партии утвердил тебя редактором районной газеты в Лачине.

— Как видно, все районы суждены мне одному. Ничего, моя шея выдержит! — произнес я.

— Коммунисту не подобают такие разговоры! — услышал я в ответ.

— Разрешите, я посоветуюсь с семьей!

— Некогда. К тому же бесполезно. Немедленно